— Леша, приди в себя! В чем ты меня обвиняешь? В чрезмерной любви к нашему сыну? Так я пытаюсь ему быть и мамой, и папой, который вечно отсутствует, такой занятой для собственного сына! В манкировании твоих интересов? А в чем это выражается? В том, что тебя не уважают «партнеры»? И какие же? Насколько я в курсе, наша фирма на хорошем счету, на слуху, все очень уважительно и почтительно относятся к нашему бизнесу. И тем более к ее представителям. Или у тебя завелись другие неизвестные партнеры? Так познакомь меня с ними, я буду только рада посмотреть, почему они так себя ведут. Только в одном ты прав, и это действительно перекос.

Неправильно, не по-человечески, что после смерти папы ты не имеешь долю в бизнесе, являясь моим мужем. Это может быть неправильно понято. И хотя папа не мечтал, чтобы ты имел долю в акциях фирмы, сейчас ситуация несколько изменилась. Папа всегда хотел, чтобы во главе фирмы встала я, его дочь. Если бы так случилось, то никого бы не волновало, что у тебя нет права голоса в совете директоров, куда ты входил на правах исполнительного директора. Но теперь это жизненно необходимо, поэтому я подумаю, как это исправить.

— Поля, а почему бы тебе как опекуну не переписать на меня долю акций нашего сына? Тогда бы мы были равноправными владельцами фирмы с тобой. По-моему, вполне закономерно, когда муж и жена владеют бизнесом в равных долях.

— Нет, Алексей, доля нашего сына, пока я жива, даже не подлежит обсуждению. Она для тебя неприкасаемая ни при каких обстоятельствах. Даже не думай! Приемлем лишь вариант по передаче тебе части акций из моей доли, но на каких конкретно условиях, я пока не готова ответить!

Я чувствовала, что мне совсем не хочется использовать и этот вариант, не нравился он мне и все! А своей интуиции я привыкла доверять всегда! Но выхода не было, и после многочисленных консультаций с адвокатами, был составлен юридический договор между мужем и мной по передаче десяти процентов акций Алексею Варламову в собственность, со всеми вытекающими последствиями. Единственное, что я оговорила отдельным пунктом, что муж не мог продать эти акции без моего добровольного согласия и обязательного одобрения этой сделки. Я хотела, чтобы семейный бизнес так и оставался в руках семьи. Правда, он мог передать их в залог, но если сделает такую глупость, то расхлебывать последствия этой глупости будет сам. В противном случае я безвозвратно выкуплю их обратно уже в свою собственность. А если учесть, сколько на бирже стоили акции нашего концерна, то муж становился очень богатым человеком, даже просто играя на разнице курсов.

Глава 5

Вынырнув из своих воспоминаний, я осмотрелась вокруг. Тишина и покой сыграли со мной злую шутку, — время, которое я наметила себе для посещения могил родителей, давно ушло. Уже наступал вечер, вокруг было безлюдно, и я, посмотрев на мобильник, быстро вскочила со скамейки:

— Родные мои, извините, что-то я слишком задумалась, а время не стоит на месте. Мне надо спешить, иначе опоздаю вовремя забрать вашего внука из садика. Не сердитесь, что редко прихожу, в следующий раз постараюсь прийти вместе с Егоркой.

Вызвав такси, я без проблем добралась до садика и увидела малышей вместе с воспитательницей, поджидающих на детской площадке таких же припозднившихся родителей, спешащих побыстрей забрать своих чад домой. Егорка радостно бросился мне навстречу, и при виде сияющего личика сына, все сегодняшние горести мгновенно ушли на задний план. Мы, не спеша дошли до дома, поиграли и поужинали, а позднее, привычно читая сыну сказку на ночь, я невзначай посматривала на айфон, начиная прикидывать, что же скажу мужу, когда он придет, в свете открывшейся неприглядной правды о семейных тайнах. Но наш разговор с Алексеем так и не состоялся, домой ночевать муж не пришел. Он явился утром, когда я уже увела сына в садик. В последний раз окинув взглядом коридор, собиралась покинуть нашу квартиру, когда услышала в замочной скважине движение ключа, и в распахнутой двери увидела раздраженного Алексея. Не дав мне сказать и слова, не раздеваясь, прошел в комнату и начал собирать вещи, попутно смахивая со стола в портфель какие-то канцелярские мелочи, раздраженно выдвигая ящики стола и рыча на меня, не вовремя разбуженным медведем:

— Ну что, добилась своего? Радуйся, я ухожу. Какое же это облегчение, навсегда избавиться от тебя, даже запаха больше не слышать! Все, я больше ничего вам не должен и могу жить в свое удовольствие. Теперь вы не связываете мне руки, я свободен через столько долгих лет. Я знаю, что Марго тебе все рассказала. Даже не надейся, — машина моя, я полностью ее переоформлю в ближайшее время. Да и зачем она тебе, ты не будешь ездить на двух!

— Хм, ну надо же, а я подумывала на досуге, чтобы менять их через день, но раз ты так настаиваешь, пожалуй, я оставлю тебе ее бонусом за твои хорошие актерские способности. Ты так хорошо играл весь последний год порядочного человека, что просто достоин хоть малого поощрения за свои усилия. Может, и Марго стоит поощрить, или ты уже об этом позаботился?

— Дрянь! Да мне абсолютно насрать, что ты об этом думаешь! Плевать я на это хотел. А ты думала, что я должен тебя еще и благодарить? За что? За то, что вы с папашей всегда с высоты своего финансового гения смотрели на меня, как на никчемного таракана, которого можно в любой момент придавить, когда надоест? Вот хрен вам теперь. Не успел он ничего сделать! И подачки его теперь не нужны! Где теперь Антон Синягин то? Ау? А я здесь! И еще покажу всем, на что способен. О, я еще вас удивлю, можешь не сомневаться! Рано вы меня со счетов списали!

— Что ты несешь, кто тебя со счетов списал, ты вообще, о чем сейчас? Какая вожжа тебе под хвост попала? Или на кактус с разбега приземлился? А может, все гораздо прозаичнее? Не позавтракал и поэтому бесишься с утра? Твоя Марго вообще готовить-то умеет? Что-то я за ней таких талантов не наблюдала все это время! Вон, на кухне, после нашего завтрака что-то осталось, поешь напоследок, а то скоро изжогой будешь мучиться от ее стряпни! Ешь спокойно, яду не подсыпала!

Страдалец бедненький!

— Стерва языкатая! Что ты изгаляешься? Посмотрю я на тебя, как ты через месяц запоешь без меня!

— А что изменится, Лешенька? Я почувствую твое отсутствие? Так я к нему давно привыкла! Или нашему сыну станет не хватать отцовой любви? Так ты и раньше его этой любовью не баловал! А может, моя закадычная подруга лишит меня своей дружбы? И мы не станем дружить семьями?

Да, очень страшно, это точно нежизнеспособно! Просто ужастик какой-то! И вообще, собирай побыстрей вещи и выметайся из моей квартиры, я на работу опаздываю!

Я стояла у стены и молча смотрела, как мой муж, взбешенным ураганом, носился по комнате, бросая свои вещи в раскрытый чемодан. Любовно выглаженные, мной, рубашки, сейчас нервно срывались с вешалок распахнутого шкафа-купе, и небрежно скомканные летели в жадно открытое нутро монстра-кофра. Он лежал, невостребованным, на антресолях уже который год. Как муж вообще вспомнил о нем, если даже я не знала, по какому случаю он был куплен. Да уже и неважно это, сейчас настал «звездный час» этого вместительного чудовища, который поглотил уже треть гардероба мужа. Алексей, сильными тренированными руками, с остервенением нажимал на неподдающуюся крышку, в попытке закрыть на все молнии и замки. При этом, он гневно косился в мою сторону, не переставая кидать колючие, невозможно жестокие в своей несправедливости, слова: